В 1984 году Колас приглашают в Италию, где на протяжении двух лет она стажируется в театре "Ла Скала". С белоруской занимается известная оперная дива Джульетта Симионато. Стажировка Колас завершилась победой в Международном конкурсе вокалистов "Новые оперные голоса", после чего исполнительница дала 250 сольных концертов как в СССР, так и в странах Западной Европы.
С 1986 года преподает в Белорусской государственной академии музыки, где сегодня заведует кафедрой пения.
Людмила Колас ответила на вопросы Алексея Вайткуна в рамках авторского проекта "Личное дело".
Ваших интервью в интернете не так много. Не любите их давать?
Совершенно верно.
Почему?
Вы знаете, я даже объяснить не могу. Но после интервью часто бываешь недоволен тем, что что-то осталось недосказанным, что-то было сказано не так, как этого бы хотелось.
Анализируете?
Да - вот там я не то сказала, там – недосказала. Как-то к этому не очень всегда готовилась… Больше – к выступлениям на сцене. Там я чувствую себя, как дома.
Сегодня вы преподаватель Академии музыки, заведующая кафедрой пения…
Да.
Из этого я делаю вывод, что вы, вполне профессионально, можете утверждать,- прослушивая молодых людей и девушек,- что вот это - талантливо, а это – нет…
Ну…Примерно…
Можете?
Да.
Как определяете талант?
Прежде всего, я оцениваю интеллектуальное исполнение. Для меня это важно. Еще сценическое обаяние, если это проникновенно и естественно. Вот от этого я и отталкиваюсь. Если музыкального материала достаточно, а на простом языке – силы голоса или силы звучания, или, скорее всего, красоты. Я считаю, что для начала этого хватит.
Для меня большую роль играет не сила звука, не голос как таковой, а все-таки, духовность, которая присутствует при исполнении. Мне кажется, что там можно найти зерно, которое можно "взрастить" до определенного таланта и собрать хороший урожай.
Интеллектуальное исполнение… Интересная формулировка.
Мне кажется, что это полная эмоциональная самоотдача. В том возрасте, в котором мы их слушаем, она не совсем интеллектуальна, но очень проникновенна.
А какой это возраст?
К нам приходят достаточно молодыми. Мы принимаем, начиная с 17 лет. Бывают и возрастные – 28 лет. Талант – такое дело… Если он есть, то есть.
Его можно сразу увидеть?
Нет, его можно предугадать. Бывают такие моменты, когда он раскрывается значительно позже. Так же, как и в любой профессии – смелость, обаяние… Все это приходит с возрастом. Но, как говорят о вокале – мама и папа дают природу голоса, его красоту. И как мне кажется, красота тембра зависит от духовности и, как я говорила ранее, от интеллекта.
Интересное утверждение…
Мне так кажется, что с развитием это так анализируется и так может прийти. Потому что если человек опустошен внутренне, то ему и нечего дать, нечего показать.
А можно вам, стоя наверху этого мерила, по той простой причине, что у вас опыт и у вас должность такая, - ошибиться?
Конечно.
И вы ошибались?
Безусловно. Правда, всегда – в сторону более высокого качества. Мне кажется, что почти любому человеку я могу принести пользу, работая с ним. И долго этого добиваюсь. Видя, что уже нет развития дальше, что это дело напрасное – я все равно продолжаю искать. Были случаи, когда я ошибалась и понимала, что даже при хорошем голосе, когда нет теплоты, обаяния, какой-то озаренной энергии, сделать человека талантливым невозможно. Он будет петь, но это не будет нужно зрителю.
Вы ему об этом говорите?
Да. И говорю всегда прямо. Я понимаю, что это больно услышать, но мне кажется, что это правильный выход – сказать сразу, чтобы он знал. Он может выбирать, хочет ли он дальше заниматься или хочет иметь эту профессию просто как ремесло. Ремесленник из него получится хороший. Или же он может вовремя сориентироваться и поменять свою профессию, чтобы стать профессионалом в другой области, по-настоящему его сфере. Услышать такое больно, но это правильно, как мне кажется.
Много ли сегодня талантливой молодежи?
Талантов много не бывает. Талант воспитывается. Республика наша небольшая – 10 миллионов. Северные страны имеют меньшее количество красивых голосов, нежели более южные – грузины, армяне, украинцы. Говорят же, что Украина – одна из поющих. У нас – меньше, но у нас есть поющие дети, талантливые по-настоящему. Но мне кажется, что на каком-то этапе, когда они уходят из стен Академии музыки, - в дальнейшем им уделяется мало внимания.
То есть?
Во-первых, потому что у нас оперный театр – один, музыкальный театр – один, Академия музыки, где можно получить высшее музыкальное образование - одна.
Вы хотите сказать, что выпускники не могут найти себе применение?
Реализовать себя трудно. Потому что сцена тоже не безразмерная. И часто, в поисках хорошего места работы, хорошей сцены, молодежь вынуждена уезжать из страны. К сожалению…
И у вас есть примеры, когда уезжали талантливые люди?
Да есть. Есть примеры, когда, ребята и девушки еще до поступления, зная, что по окончании Академии музыки они могут не найти подходящей для себя нормальной, хорошей сцены, уезжают, не поступая в нашу Академию. Пытают счастья в Санкт-Петербурге, Москве.
Странная такая картина получается… Не буду называть фамилии, но представители Большого театра в частном разговоре говорят, что настоящих талантов мало и им несказанно рады. Есть хорошие ремесленники, а вот талантов – почти нет – так говорят...
Я хочу сказать, со своей стороны… Скоро приезжает Хосе Каррерас…
Пойдете, кстати, на его концерт?
Да… Мы знаем наших звезд, со школьной скамьи учим Марию Каллас, Пласидо Доминго, Лучано Паваротти. Но поймите, ими сразу не становятся. И я убеждена, что стены Академии музыки (у них это называется по-другому – высшей школой или консерваторией) сразу не выпускают Паваротти. Ими рождаются и талант должен развиваться, расти. Мы, в Академии музыки, выпускаем достаточно хороших и талантливых ребят.
Свидетельством тому является то, что многие являются Лауреатами престижных международных конкурсов. И мне кажется, что дальнейший их путь – это как раз путь в оперный театр, где необходимо, чтобы была стажерская группа, чтобы человек развивался дальше, под наблюдением дирижеров, талантливых режиссеров, людей, понимающих в вокале, разбирающихся в специфике развития голоса и там, дальше надо у звезд и профессионалов развивать талант.
Сегодня этого нет?
В конце прошлого сезона у нас было совещание руководства Академии музыки и Большого театра оперы и балета Беларуси, где решался вопрос о стажерской группе. И это как раз очень хорошее начинание, которое необходимо для того, чтобы наш талантливый человек мог, как говорят итальянцы – comodo, переходить из Академии музыки, предположим, в стажерскую группу, дальше – в оперный театр и потом – за пределы республики, чтобы прославлять наше искусство.
В свое время вы также были молодой девушкой, которая пришла в Большой Театр. Мне интересно, та талантливая молодежь, которая есть сегодня, и талантливая молодежь та, советская… Чем-то похожи?
Похожесть в том, что если есть голос, то я уверена, что какой бы профессией человек не занимался, он будет добиваться того, чтобы реализовать свои вокальные данные. То есть он будет певцом. Ведь я тоже начинала, как пианистка. Татьяна Гаврилова – наша известная оперная певица, моя студентка - бывшая пианистка. Татьяна Третьяк, теперь ведущая солистка оперы, - пианистка, Лауреат фортепианного конкурса, которая, много сделав для фортепиано, решила заниматься вокалом и стала замечательной певицей. Есть такая фамилия, как Лазарчик-Сахацкая – тоже, наверное, слышали. Она была солисткой филармонии, а сейчас уехала в Москву. Она начинала свой путь, как теоретик музыки.
Анастасия Москвина, недавняя ваша гостья – замечательная певица, которая блестяще спела в Большом Театре России. Раньше она была скрипачкой, выучилась на режиссера, занялась пением. Сейчас - потрясающая оперная певица.
Как видите, голос все-таки побеждает.
В чем разница между современным студентом и советским? Мне казалось, что мы были более одержимы профессией.
То есть, скорее – идеей?
Да. Мне кажется, что мысль сильнее любой воли. Поэтому все, что мы задумывали, мы пытались реализовать. Так у нас и получалось. То есть доказывалось, что мысль и желание сильнее того, что мы пытаемся делать. Сейчас наш экран менее занят классикой. И этого не хватает. Классика – это фундамент, корни, если хотите.
Мало классики в СМИ?
В советское время на радио и телевидении было определенное время, когда всегда звучала классическая музыка. Ведь сейчас мы приезжаем за границу, почти на всех вокзалах Германии, Америки – ты выходишь из самолета и еще с трапа слышишь Моцарта, Бизе. Думаю, не стоит продолжать… Но хотелось бы, чтобы вернулось время, когда был баланс между передачами, баланс, которого нет сейчас. Допустим, конкурс красоты, конкурс "Народный артист" или "Народная звезда" или что-то еще… Они называются по-разному, а суть то одна.
…Не хватает классики. И я говорю это не потому, что являюсь поклонником этого жанра, а потому что мне кажется, что искусство, будь то графика, танец или пение, повторюсь, – все-таки начинается с классики – это основа. Танец начинается со станка, а потом уже идет разветвление – народный это танец или классический. Или, в данном случае – это будет народное пение, или это будет эстрадное пение. Для того, чтобы мы побеждали на "Евровидении", как мне кажется, нам не хватает этой основы. Нельзя брать прямо человечка, какой бы он ни был, и быстро делать из него певца. Нужна школа, понимаете?
Школа – это время, труд, пот, взлеты и падения… Это время, а все сегодня хотят все, сразу и побыстрее.
Возможно. Но ведь можно какие-то вещи делать и параллельно. А так – дают мальчику с улицы микрофон, он себя услышал и считает звездой.
К вам такие студенты-звезды приходят?
Приходят.
И что делать со звездами?
Надо находить путь, чтобы сознательно вернуть его к тому процессу, которого не хватает для того, чтобы звезда действительно ярко светила на небосклоне. Кто-то понимает это, а кому-то это не дано.
А не дано почему?
Потому что ему это не дали.
Вы помните, как прослушивали вас?
Помню.
Вы можете оценить себя ту с высоты сегодняшнего дня?
Я все время пытаюсь это делать. Я это никогда не забываю, потому что мне просто не разрешили поступать. На подготовительном отделении, после фортепианного отделения, здесь, в Минске, нас было человек пятнадцать… И всем разрешили поступать на оперное отделение. А мне, как пианистке, вроде чего-то не хватало в голосе, и мне не разрешили, хотя я и просила о возможности сдать экзамен со всеми вместе, но мне не разрешили подать заявление. Я уехала в Киев. Но уезжала не просто так. Я открыла карту и выяснила, что если я поеду в Одессу, то приеду туда очень поздно. А в то время там было неспокойно. А в Киев поезд приезжал в 10 утра. И вот таким образом я и выбрала столицу Украины.
Киевскую консерваторию?
Да. И теперь, когда я слушаю молодых талантливых людей, то действую по принципу – лучше несколько раз отмерить, послушать людей, и потом уже один раз отрезать – принять решение.
То есть опыт и пример из вашей молодости стали для вас таким уроком, что вы в каждом ученике вы видите себя и боитесь ошибиться?
Боюсь. Поэтому даю возможность. Если мы видим, что в человеке что-то есть, но многого не хватает и он мог бы не быть студентом Академии музыки, то мы ему даем возможность реализовать себя. Такая возможность у нас есть на подготовительном отделении. Ну, а потом уже решаем. Вернее – природа решает.
Откуда вы родом?
Мой отец белорус, из Могилевской области, а мама – украинка. Поэтому и мой путь шел так – сначала я училась в Беларуси, затем заканчивала консерватории в Киеве. Мой преподаватель - прекрасная певица, народная артистка СССР Елизавета Чавдар. Потом я вернулась в Минск, в столичный оперный театр, чтобы доказать, что я певица. Меня не оценили в Минске, но заметили в Киеве… Целеустремленность, кстати, я тоже ценю в современных студентах…
Тех, кто пытается доказать, что он хочет и может?
Да, и я приветствую это. Даем возможность – пусть доказывают.
Где вы родились?
Я родилась в Черновцах.
То есть вы провинциалка?
Я не знаю. Да и какая разница, как считать?
Но вы – не столичный человек?
Нет.
Я объясню причину, по которой спросил. Я поинтересовался, так как вы, не будучи минчанкой, заявили о себе сразу в двух столицах – Киеве и Минске. Мне интересно, что двигало молодой девушкой – желание признания? Хотелось славы? Денег?
Я – боец по натуре. И если бы меня спросили традиционно – вам спасибо, что вы так не спрашиваете, - "Когда вы поняли, что будете певицей?" Это практически традиционный вопрос, на который обычно отвечают – "я родился с этим, я хотел с детства…" То есть также традиционно отвечают. Но я вам сказала, что мысль сильнее. И сколько я себя помню, сознательной у меня была мысль быть певицей, причем – оперной. Думаю, что в детском возрасте я не знала, что такое опера.
Почему именно оперной певицей?
А вот не знаю. Я представляла роскошные платья… И что это – мое! Мой отец военнослужащий, мама – педагог. И что касается артистического круга – моя семья от него была далека. Другое дело, что украинские люди славятся своими голосами, и действительно, - у мамы и сестры были просто замечательные вокальные данные. Это то, что и передалось по природе.
Я думаю, что это судьба, может быть, какая-то параллель между Колос и Каллас где-то там витала. Возможно, это гены… Что-то где-то перекликалось. Я себя совершенно не представляю без сцены.
Вы привели мне несколько примеров, когда люди были пианистами, состоявшимися, но которые выбрали вокал. Что, на ваш взгляд, движет людьми, когда они, состоявшиеся в той самой сфере, которую выбрали изначально, меняют сферу деятельности? Да, это сфера культурная, но одно дело – пианист, и совсем уже другое – вокалист.
У каждого человека выбор свой. Я думаю, что кем-то движет желание славы, звездности. Вторая сторона медали – реализовать себя, ведь каждый чувствует, куда надо направить свою энергию. Но для меня, скорее всего, это реализация внутреннего состояния души. Ближе всего, ярче всего и доступнее всего выразить себя я могу через голос, но не через пальцы. В какой-то момент мне так показалось…
Момент истины…
Уверена, что нет ни одного музыкального инструмента, который смог бы так тонко передать ваше состояние, как голос. Например, вам дадут микрофон. Вы читаете отрывок, скажем, стихотворения и, естественно, слышите себя в зале. А потом микрофон убрали и вы прочитали уже без микрофона… У вас будут совсем другие ощущения. Точно так и в момент эстрадного пения. Это самое пение получается немножечко металлическим, искусственным – когда присутствует микрофон… А у пианистов есть клавиши инструмента. И мое состояние и есть эта клавиша. А здесь, непосредственно через голос, я выражаю все то, что я могу – я все отдаю. Палитра души более яркая. Тем более, что оперные певцы поют без микрофона.
То есть вы за естественность. Проводник вашего внутреннего мира пианиста – клавиша…
Да, все правильно.
… А оперный вокал позволяет обходиться без посредников…
Да. Особенно, если ты – человек эмоциональный, то только до конца можно отдаться через прямое состояние, через ежесекундную отдачу.
А в чем особенность белорусской оперной школы?
Как-то я писала учебное пособие. И когда мне возвращали в первый раз документы, то в отчете было написано: " Почему мало связи итальянской и белорусской вокальной школы?". А теперь я у вас хочу спросить. Предположим, вы итальянец, а я – белоруска. И мы с вами поехали на рыбалку. Вы – в Италии, я – в Беларуси. Вы поймали, я поймала. Я – белорусскую рыбу, вы – итальянскую. Какая разница? Рыбалка в Италии, рыбалка в Беларуси или еще где-то? Никакой! Поэтому я не ответила в своей работе на этот вопрос, потому что он совершенно непрофессионален.
Вы хотите сказать, что школы везде одинаковые?
Нет. Существует слово "школа". Есть бельканто. Что это такое? Это красивое пение. И нет никакой разницы, каким путем вы идете к этому красивому пению. Но… Есть какие-то принципиально важные вещи. Предположим, конкурс красоты. Никто из девушек почему-то не выходит на сцену на низком каблуке.
Примитивный пример, но все же. У всех - высокий каблук. Почему? Потому что это красиво.
Вокальная школа имеет определенную специфику и я это заявляю совершенно авторитетно, потому что вы знаете, простажировавшись год в Италии, я собирала определенные приемы и принципы, конспектировала их и частично попыталась описать их в этом учебном пособии. И совершенно точно могу сказать сейчас, что для хорошей вокальной школы необходимо, предположим, определенное направление голоса, или, говоря простым языком, красивое извлечение звука с подачей вперед, яркое и зычное.
Вот это яркое и зычное добывается с помощью так называемой вокальной маски. То есть существуют определенные приемы или правила, которые, независимо от того, в какой ты школе, русской или итальянской, - одинаковы.
Другое дело, что русская школа отличается какой-то широтой, протяжностью,- как в русской песне. Итальянцы же берут темпераментом. И все это за счет лексики, фонетики, плюс их музыка, их школа. Белорусская школа имеет свое – она имеет синтез. Синтез чего-то русского, итальянского. Почему? Потому что корни оттуда, из Европы. Также и я, приехав из Италии, на протяжении многих лет пытаюсь внедрить здесь все то, что я впитала там. Таким образом, совокупность каких-то хороших направлений и дает школу. Ту самую, белорусскую.
Вас приняли в труппу Большого Театра, когда вам было 26 лет. Сложно молодой девушке в главном театре страны?
Да, конечно. В любом театре, в любом возрасте сложно.
В чем сложности?
Атмосфера. Вот говорят: "Ты как в театре!" Возможно, все естественное, что происходит на сцене, не всегда имеет место за кулисами. Но это не только в театре.
Как и на любой работе, есть определенные вещи, которые остаются там, в стенах этой работы…
Да, они мешают.
Сегодня в различных мемуарах можно узнать об атмосфере, которая царила в Большом театре СССР . Артистам не позавидуешь… В Белорусском театре была такая же сложная атмосфера?
Вы знаете, она разнится. Если это Большой Театр – то там и большая театральная жизнь. Если театр меньше, то и жизнь поменьше. Но она все равно присутствует, потому что театр без этого не может. Как говорил Олег Табаков: "Вы представляете! Меня вызывают и говорят, как я должен играть! Но ведь я лучше знаю, потому что я играю!"
Театр есть театр. Не буду выносить сор из избы, лучше скажу о другом. Мне кажется, что наши молодые талантливые люди не до конца оценены по своему таланту. И происходит это все значительно позже, чем этого бы хотелось. Нам, теперь уже пройдя этот театральный путь, хотелось бы видеть, что наши молодые таланты, такие как Москвина, Мартынюк, Гаврилова, Волкова, Громов… Чтобы они сейчас уже носили звания, и могли успеть за свою жизнь поносить и звание заслуженного артиста, народного… .
Неужели звания так важны?
Это важно для их психологического состояния, для их профессионального роста. Ведь сегодня много стран, те же страны Прибалтики, - отменили звания. Важно имя, которое мы зарабатываем во время работы. И мне кажется, что это значительно ценнее, важнее – иметь имя. Но коль у нас существуют эти звания, то их надо давать тогда, когда ты поешь.
А вам в молодости хотелось званий?
Естественно. И возможно, мне хотелось даже большего, чем то, что я получила. Потому что человек, который стажировался в Италии, человек, который участвовал и побеждал в международных конкурсах, человек, который был востребован в Союзе – естественно, что он мог бы получить больше. Но это судьба. Сейчас мне это кажется уже неважным.
Какие уроки вы извлекли, пройдя Большой Театр?
Мне кажется, что я стала проще смотреть на многие вещи, которые забирали уйму физических сил. А сегодня я уже понимаю, что это неважно.
Но вы стали сильнее, пройдя эту школу?
Безусловно. Сейчас я бы вела себя совершенно по-другому.
В ваше время тоже был блат, протеже?
Конечно. Это всегда было, есть и будет. Но самое важное – это голос. И когда ты выходишь на сцену и получаешь аплодисменты, то кажется, что больше ничего и не нужно. Каждый живет своими потребностями.
Теперь мне бы хотелось поговорить об этой самой стажировке. В Италию вас пригласили в 1984 году. Как это произошло?
Тогда был обмен между Большим Театром СССР и театрами Италии. Только Советский Союз принимал итальянских балетных стажеров, а в Европу посылали наших вокалистов. Стать избранным было сложно, но возможно. Вторая премия на Международном конкурсе вокалистов имени М. Глинки давала мне возможность принять участие в конкурсе, который проходил в Большом Театре на предмет стажировки. Конкурс проходил среди Лауреатов первых и вторых премий.
То есть там были еще и другие претенденты?
Со всего Советского Союза. Это огромное количество людей, более двухсот человек. И после победы на этом, своего рода, внутреннем конкурсе, после прослушивания ты получал право.
Я победила в конкурсе. Нас было четыре человека. Для меня это и сейчас самый яркий момент творческой жизни, так как именно в Италии я многому научилась. В первую очередь тому, что сейчас могу дать молодому поколению. У меня в классе 25 Лауреатов самых разных престижных международных конкурсов, из которых семь – солисты оперного театра.
Вы знали, что с вами будет заниматься Джульетта Симионато?
Нет.
Кстати, эта оперная дива прожила почти 100 лет. И умерла только в мае этого года, не дожив до векового юбилея, кажется, двух недель…
Я этих подробностей не знала. Когда мы приехали, стажеры были со всего мира – 24 человека. И нам устроили прослушивание. После этого Джульетта Симионато предложила некоторым, в том числе и мне, заняться вокальной школой и дала нам на размышление одну или две недели.
Что это значит?
Кому-то не хватало свободы в исполнении, кому-то еще чего-то. И когда она сказала, то предложила подумать, потому что можно не приобрести новое и потерять свое. Но я тогда уже была заслуженной артисткой и Лауреатом конкурсов и я подумала, что мне уже нечего терять, да и по складу характера я, повторюсь, боец.
Я дала согласие и, - просто счастье, что она занималась со мной. После этого был международный конкурс, где я получила первую премию. Это и явилось результатом итальянской стажировки…
Расскажите о занятиях. Как вас обучали?
Преподаватели не очень раскрывают свои секреты сразу. Они ведут человека и настраивают его очень доброжелательной обстановкой. И буквально каждому зернышку настолько радуются эмоционально – как это могут делать только итальянцы. И, конечно же, каждая похвала со стороны преподавателей из Италии… Ну, представьте, - приехала девчонка из Беларуси и тут – итальянка с мировым именем говорит ей, что такого голоса она не слышала. Говорила, что была только Амелита Галли-Курчи, известная итальянская певица, у которой такой же голос, как у меня. Для меня это было верхом блаженства. И так сложилось, что мне удалось взять у Джульетты Симионато только то, что нужно и она в конце сказала: "Людочка, вы все взяли. Только не потеряйте!"
Но проблема была в другом. По возвращении из Италии, будучи Лауреатом первой премии на то время в Беларуси, я была единственной певицей.
С течением очень короткого времени, постепенно, в течение 2-3 лет, планомерно и, я бы даже сказала, целенаправленно, все спектакли, которые до этого ставились на меня, а их было достаточно много – "Снегурочка", "Царская невеста", "Севильский цирюльник", "Река Лета" и много других спектаклей, - каждый год стали понемногу убираться из репертуара.
Почему?
Я не знаю, почему снимались именно эти спектакли. Я постоянно была востребована в Москве. И это дорогого стоит. Казалось, если ты нужен там, то почему ты не нужен здесь? Я себе задавала этот вопрос.
О том, что белорусская певица в Италии взяла первое место, ни в одном СМИ не прошло, ни одного сообщения вообще. И это мне действительно принесло какую-то психологическую и моральную травму.
Вы имеете в виду первое место в итальянском конкурсе "Новые оперные голоса"?
Да. Сейчас все просто – мы покупаем билеты и едем на любой международный конкурс.
Главное, чтобы деньги были, правда?
Да. А тогда, для того, чтобы выехать на международный конкурс, надо было пройти конкурс в Москве. Тебя должны были отобрать, дать разрешение ехать и только тогда ты можешь участвовать в международном конкурсе. Поэтому победа в международном конкурсе тогда оценивалась, например, на Украине, любыми новыми званиями, какими-то регалиями, давались квартиры.
А у вас депрессии по возвращению не было?
Не знаю, как это называется и называется ли это депрессией, но я понимала, что от меня что-то уходит. Можно было, наверное, найти другое место. По крайней мере, так я думаю сейчас. Но проработав в театре 20 или 22 года, я поняла, что надо реальнее оценивать свои возможности и что я могу быть значительно более ценным человеком на педагогическом поле.
Я так и понял, потому что вы буквально в 36-37 лет вернулись оттуда и в это же время начали преподавать.
Я это делала параллельно. Казинец Михаил Антонович сразу после стажировки пригласил меня на педагогическую работу. Параллельно я работала в театре…
То есть на сцену вы еще выходили?
Да.
А когда отказались от Большого?
Когда поняла, что мне было не так комфортно петь… Уже не было того звездного состояния, к которому я привыкла и не хотела соглашаться с тем, что бывает и другое состояние. Или победа, или нет.
Я иногда думаю, что советская система поломала столько судеб…
Все может быть. Но сейчас, по прошествии времени, я согласна с тем, что надо уйти вовремя, найти в себе силы и уйти вовремя тогда, когда ты еще где-то нужен.
И теперь, придя в оперный театр, который я часто посещаю, я не понимаю, почему некоторые исполнители не уходят вовремя. Ведь когда ты смотришь в зеркало, то ты видишь то, что ты хочешь там увидеть. Нет ни одного средства, ни зеркала, ни телевидения, ни радио, которое могло бы показать тебе ту реальную картину, которая в данный момент есть. И если вы видите, что вам уже 60, а вы должны играть 20-летнего человека на сцене… Это же не драмтеатр, это голос. Надо найти в себе силы, дать возможность петь своему ученику. Для этого вы его и учите. И зрителю надо показывать то, что он хочет видеть. Но видимо, у меня какое-то иное понятие в этом плане. Я только за то, чтобы дать возможность нашей молодежи реализовать себя. Для этого им нужно место.
А места мало…
Естественно. Надо уйти вовремя, чтобы говорили – "А где вот эта певица, которая так прекрасно пела?", а не уходить тогда, когда говорят: "Господи! Ну когда же она уже…". А она или он все еще стоит на сцене.
Нигде в вашей биографии не говорится о вашей личной жизни. У меня только один вопрос. Насколько вы состоялись вокально, настолько же вы состоялись в семье? Или что-то упустили?
Моя семья делала все, чтобы я могла быть на сцене. И, конечно, тем самым я принесла им много неудобств. И отцу с матерью, и мужу. Очень сложно, когда в семье певица. Это сейчас я немного уравновешена. А тогда… Море эмоций – это нравится, это не нравится, это подходит и так далее. Это очень сложно. Я думаю, что я им принесла много хлопот, но наверное, и много удовольствия. Мне так кажется. Потому что моим близким всегда нравилось как я пела.
Я сейчас слушаю свои записи и многие вещи, как мне кажется, так исполнять, как я их исполняла… По крайней мере, в театре, я такого не слышу.
С каким ощущением вы слушаете себя?
В свое время, когда я была певицей, записи партий в моем исполнении слушать не могла. Теперь же я слушаю их и… вы прямо провоцируете, чтобы я сказала… какие-то вещи сделаны так хорошо, что мне понятно, почему в театре завистники снимали спектакли за спектаклями.
Вы говорите о том, что надо вовремя уйти. И мне кажется, что у вас закрадываются некоторые нотки сожаления о том, что все-таки вы чего-то не успели или ушли чуть раньше положенного.
Нет, безусловно, если бы голос и сейчас звучал, как звучит в молодости… Понимаете, в начале я была пианисткой, во мне заложено немножко другое образование, другие корни, нежели просто у вокалистов, которые не имеют музыкального образования. Поэтому здесь совсем другой критерий подхода. Вот в этом и зерно ухода. Только тогда, когда я вижу качественный, настоящий, профессиональный уровень, который меня устраивает – я могу с этим согласиться. Поэтому в моем классе заниматься очень сложно.
Я очень сложный в обучении человек, я очень много требую, добиваюсь того, что если я услышала эту красивую ноту… Да ты умри, но я ее из тебя достану.
Но вы не жесткий человек…
Разный. Но сейчас, когда мы пьем чай, например, здесь я уже другой человек. А в работе – жесткий. Потому что ко мне были требовательны, это держало в тонусе, вот к студентом требовательно и отношусь. А как иначе?
Когда я поняла, что меня что-то в чем-то не устраивает, и с возрастом уже стало не фа и ми, а ре и до… Чуть-чуть на ступеньку ниже и выше, а мне все равно надо было также качественно брать те же ноты, я стала задумываться над тем, что нужно делать дальше. Но есть такие люди, которые об этом не думают.
А нет сожаления того, что душа хочет петь и хочет быть на сцене, но ты понимаешь, что физически это уже будет не то качество. Но душа-то хочет? Как быть с этим?
Мне кажется, что если бы мне сейчас сказали, что завтра летит спектакль, и вы, предположим, должны спеть партию из "Севильского цирюльника". Я совершенно категорично заявляю, что сию минуту я сейчас выхожу и без всякого повторения спою вам все, не глядя. Что угодно.
А что касается голоса… Ничто не может остановить возраст. Жизнь - это Вселенная, которая ставит перед тобой разные задачи и преподносит тебе приятные неожиданности и неожиданные неприятности. Так вот это мы будем считать ожидаемой неприятностью.
Но вы с ней справились?
Я очень довольна своей работой и то, что я могу сделать для молодого поколения, для белорусской вокальной школы, все это я делаю с большим удовольствием.
Комментарии:
(0)
Рейтинг: 